О работе вахтой в условиях крайнего Севера.
Однажды она кардинально сменила профессию и образ жизни. Наша героиня Юлия оказавшись в трудных обстоятельствах, взяла и уехала «пахать целину» – работать вахтовым методом в условиях Крайнего Севера на угольном разрезе.
– Юлия, как получилось, что красивая женщина, мать семейства и состоявшийся профессионал отправилась «на севера»?
– Я попала под сокращение, но у меня на тот момент были финансовые обязательства, которые нужно было выполнять. Решила поменять профессию, причем кардинально. Я поделилась своей проблемой со студенческой подругой, и та просто позвонила своим знакомым, которые мне предложили стать специалистом по охране труда.
– Сколько времени и средств потребовалось на переквалифицию?
– Обучение было бесплатным. Мои затраты состояли только в том, чтобы купить билеты до места моей будущей работы. Кстати, деньги за них мне потом вернули при трудоустройстве.
– То есть обучение ты проходила там, на месте?
– Да, на месте. И место это находится в республике Саха-Якутия, Эльгинский угольный разрез. На тот момент участок только открывался, и начиналось все с 30 человек. На момент моего увольнения там работало уже 2500 человек. Каждая вахта длилась по 30 дней. Потом три недели дома. И снова в бой.
– Когда ты приехала туда, ты уже понимала, во что ввязалась?
– Конечно нет. Пока мы учились всему, вникали в процесс работы, мы получали определенные навыки. Но весь масштаб сложностей я осознала не сразу. Все шло по нарастающей. Процесс переподготовки меня в специалиста по охране труда занял 520 часов, и это в основном только теория, а практика уже была непосредственно на участке.
– После обучения знала, что нужно делать?
– Я вообще не знала, к какому краю подходить и за что хвататься. Слава богу, у меня были наставники, которые к этому относились с пониманием, терпеливо наставляли меня, учили.
– И кто это был?
– Начальник обособленного подразделения «Эльгауголь», по охране труда. В современной горной технологии по всей стране на тот момент было всего 15 таких обособленных подразделений, одно у нас.
– Я попала под сокращение, но у меня на тот момент были финансовые обязательства, которые нужно было выполнять. Решила поменять профессию, причем кардинально. Я поделилась своей проблемой со студенческой подругой, и та просто позвонила своим знакомым, которые мне предложили стать специалистом по охране труда.
– Сколько времени и средств потребовалось на переквалифицию?
– Обучение было бесплатным. Мои затраты состояли только в том, чтобы купить билеты до места моей будущей работы. Кстати, деньги за них мне потом вернули при трудоустройстве.
– То есть обучение ты проходила там, на месте?
– Да, на месте. И место это находится в республике Саха-Якутия, Эльгинский угольный разрез. На тот момент участок только открывался, и начиналось все с 30 человек. На момент моего увольнения там работало уже 2500 человек. Каждая вахта длилась по 30 дней. Потом три недели дома. И снова в бой.
– Когда ты приехала туда, ты уже понимала, во что ввязалась?
– Конечно нет. Пока мы учились всему, вникали в процесс работы, мы получали определенные навыки. Но весь масштаб сложностей я осознала не сразу. Все шло по нарастающей. Процесс переподготовки меня в специалиста по охране труда занял 520 часов, и это в основном только теория, а практика уже была непосредственно на участке.
– После обучения знала, что нужно делать?
– Я вообще не знала, к какому краю подходить и за что хвататься. Слава богу, у меня были наставники, которые к этому относились с пониманием, терпеливо наставляли меня, учили.
– И кто это был?
– Начальник обособленного подразделения «Эльгауголь», по охране труда. В современной горной технологии по всей стране на тот момент было всего 15 таких обособленных подразделений, одно у нас.
– Как прошло «боевое крещение»?
– Сначала, конечно, было чувство любопытства, интересно было. Одна дорога чего стоила. Я начала работать, как сейчас помню, 16 августа 2021-го года. Помню, как в одну сторону добиралась три с половиной дня. Сначала самолетом из Красноярска до Благовещенска, с Благовещенска до Тынды на поезде. А уже от Тынды до разреза мы ехали 36 часов, потому что 12 часов стояли в отстойнике, ждали, чтобы нас подцепили к вагонам, которые транспортируют уголь.
Первое, что я увидела на рабочем месте, это была жуткая авария с участием «шахмана» (тяжелый грузовик на базе китайского шасси производителя SHACMAN – прим. ред.). У них слабое место – это тормозная система. Плюс еще играло роль то, что водители, у которых зарплата зависит от количества ходок, носились по угольному разрезу как угорелые. Так вот, первое, что я увидела – это труп человека, который торчал из окна кабины грузовика. Как потом выяснилось, водитель не справился с управлением, отказала тормозная система. Плюс, конечно, сыграло свою роль состояние дорожного покрытия – дороги на разрезе все грунтовые, их практически не подсыпали. Тайга же, сама понимаешь.
– А когда ты уже втянулась, когда ты уже научилась управляться с этими суровыми мужиками, что тебя продолжало приводить в ужас?
– Безумный русский авось. Помню, как я сама лично во все автоколонны ходила, делала каждому персонально замечания, инструктировала… Остановились на горке – поставьте же вы подкатники, «башмаки»! Так нет же, он же остановился только на пять минут, посмотреть! А потом – раз, и поехал грузовик, и в конце концов мы принимаем водителя в черный мешок. Без головы.
Вот еще яркий пример: по инструкции при высадке из вахтовки (это «Урал» с будкой) нужно, чтобы человек имел три точки опоры. То есть нога и две руки, и спускаться нужно спиной. Нет, мы же все лихие парни, мы же прыгаем, причем всегда лицом вперед. А зимой лед намерзает на подножке. Результат – черепно-мозговые травмы, сотрясения, переломы. В один прекрасный момент сидим мы у себя в кабинете и наблюдаем такую картину: вся автоколонна, человек 16, выпрыгивают из вахтовок прямо на землю.
– То есть вы сидели и считали их?
– Да. И засняли все это на камеру. Ну, тут-то мы конечно, осерчали, и примерно наказали их всех за нарушение техники безопасности.
– Какие были условия проживания?
– Поначалу у нас общежитие и офис находились на разных концах участка. Это 40 минут нужно было каждое утро с общежития добраться до офиса. Представляешь, в семь часов утра ты уже сидишь – а то и стоишь – в вахтовке. А если не втиснешься – твои проблемы, иди пешком.
Жили мы по 4 человека в комнате размером 3 на 4 метра, где помещались только 4 кровати и шкаф. Это еще ничего, а водители в таких жили по 8 человек, у них кровати были двухэтажные. Конечно, напрягала необходимость сосуществования с тремя соседками в одной комнате. А никуда не денешься, всё равно друг у друга на головах сидели.Ты знаешь, я там приучилась спать с берушами, иначе невозможно. Помню, у нас была одна дама, которой было всё время жарко, и она все время норовила открыть окна. Наши быстровозводимые домики промерзали настолько, что снег каждый день приходилось сбивать. По утрам приходилось идти к коменданту, чтобы, пока мы были на работе, он в дневное время посбивал все, что за ночь намерзло. Вода там пахнет сероводородом... Вставали в 4 утра, лед разбивали. Потом ждешь, когда вода нагреется – там бойлеры стояли – идёшь моешься. Вечная война за машинку стиральную была. А когда ещё горячей воды не было, это вообще караул…
– До каких значений доходила температура?
– Помню, как 1 января 2022 года было минус 63 градуса. Машины работали с 30-процентной загрузкой, чтобы не глушить мотор. У нас была очень тёплая спецодежда, специально для условий Крайнего Севера. Но даже в ней мы работали по 15−20 минут и потом уходили греться в вахтовку, чтобы обморожения не было. У нас усиленные вахтовки были, с тремя печками. Не скажу, чтобы при таких наружных температурах там становилось как на курорте, но согреться можно было.
– Летом были насекомые, гнус?
– Гнуса как такового не было, зато была другая напасть – стригуны. Огромные, страшные, с длинными усами. Помню, мужики им отрывали головы и делали из них брошки – сама голова сантиметра полтора-два где-то в диаметре, и усы длиннющие. Ходили, красовались.
– Почти как ожерелье из медвежьих клыков…
– Ой, кстати о медведях. Частенько они у нас по помойке лазили. Ничего не боялись, даже взрывов. Мы помойки и закрывали, и военизированная охрана у нас была с ружьями – ничего не помогало. Весной чаще всего появлялись, а потом, когда ягоды в тайге созревали, уходили. А до этого страшно было на улицу выйти до ветру…
– Кстати, как у вас там все это было организовано?
– Ну, в последнее время-то у нас в офисе оборудовали цивилизованный туалет с канализацией. А вот когда мы только заехали, когда всё начиналось (я-то в августе приехала, а девчонки в мае), там у них уличный туалет был в вахтовом поселке. Но он был огорожен колючей проволокой, поэтому мишки туда не лазили.
– Как была организована медицинская помощь?
– С медициной тоже все было сложно. Среди мужиков очень много было инсультников – там же высокогорье, полторы тысячи над уровнем моря. Они-то целый день, сутками, считай, ездили. Пока дождёшься вертолёта, дело до летального исхода доходило. Конечно, очень многие рабочие скрывали свои болячки. Покупали медкомиссию. Деньги-то всем нужны. Платили, там, я скажу, неплохо. Среднестатистический белазушник-комацушник (водитель грузовика фирмы «БелАЗ» или KOMATSU) в среднем около 300 тысяч получал, и это три года назад.
– А за что платили такие деньги?
– За условия Крайнего Севера. Там был самый высокий коэффициент. И за вредность. Угольный разрез ко всему прочему еще и фонил… Представь себе – когда экскаваторы копают, грузят, там пыль до потолка стоит. А когда ночью едешь на вызов и со стороны смотришь на гору, она вся зеленым светится – радиация.
– Почему ты все-таки уволилась, что стало последней каплей? Ухудшение здоровья?
– И это тоже. Но главное – очень нервная обстановка. Когда твой непосредственный начальник берет на себя всю ответственность, это сказывается на стиле руководства. И когда каждое утро начиналось с выволочки… Знаешь, у меня стало скакать давление. И по женскому профилю проблемы начались. Мне потом приходилось капельницы с железом ставить. Я считаю, что с людьми так нельзя. Мы тогда всей вахтой уволились, сразу четыре человека.
– Сколько ты в итоге там отработала?
– Без двух месяцев два года.
– Каков итог твоего трудового опыта?
– Ипотека, которую я должна была закрыть в 33-м году, но практически завершенная к настоящему моменту.
– Сначала, конечно, было чувство любопытства, интересно было. Одна дорога чего стоила. Я начала работать, как сейчас помню, 16 августа 2021-го года. Помню, как в одну сторону добиралась три с половиной дня. Сначала самолетом из Красноярска до Благовещенска, с Благовещенска до Тынды на поезде. А уже от Тынды до разреза мы ехали 36 часов, потому что 12 часов стояли в отстойнике, ждали, чтобы нас подцепили к вагонам, которые транспортируют уголь.
Первое, что я увидела на рабочем месте, это была жуткая авария с участием «шахмана» (тяжелый грузовик на базе китайского шасси производителя SHACMAN – прим. ред.). У них слабое место – это тормозная система. Плюс еще играло роль то, что водители, у которых зарплата зависит от количества ходок, носились по угольному разрезу как угорелые. Так вот, первое, что я увидела – это труп человека, который торчал из окна кабины грузовика. Как потом выяснилось, водитель не справился с управлением, отказала тормозная система. Плюс, конечно, сыграло свою роль состояние дорожного покрытия – дороги на разрезе все грунтовые, их практически не подсыпали. Тайга же, сама понимаешь.
– А когда ты уже втянулась, когда ты уже научилась управляться с этими суровыми мужиками, что тебя продолжало приводить в ужас?
– Безумный русский авось. Помню, как я сама лично во все автоколонны ходила, делала каждому персонально замечания, инструктировала… Остановились на горке – поставьте же вы подкатники, «башмаки»! Так нет же, он же остановился только на пять минут, посмотреть! А потом – раз, и поехал грузовик, и в конце концов мы принимаем водителя в черный мешок. Без головы.
Вот еще яркий пример: по инструкции при высадке из вахтовки (это «Урал» с будкой) нужно, чтобы человек имел три точки опоры. То есть нога и две руки, и спускаться нужно спиной. Нет, мы же все лихие парни, мы же прыгаем, причем всегда лицом вперед. А зимой лед намерзает на подножке. Результат – черепно-мозговые травмы, сотрясения, переломы. В один прекрасный момент сидим мы у себя в кабинете и наблюдаем такую картину: вся автоколонна, человек 16, выпрыгивают из вахтовок прямо на землю.
– То есть вы сидели и считали их?
– Да. И засняли все это на камеру. Ну, тут-то мы конечно, осерчали, и примерно наказали их всех за нарушение техники безопасности.
– Какие были условия проживания?
– Поначалу у нас общежитие и офис находились на разных концах участка. Это 40 минут нужно было каждое утро с общежития добраться до офиса. Представляешь, в семь часов утра ты уже сидишь – а то и стоишь – в вахтовке. А если не втиснешься – твои проблемы, иди пешком.
Жили мы по 4 человека в комнате размером 3 на 4 метра, где помещались только 4 кровати и шкаф. Это еще ничего, а водители в таких жили по 8 человек, у них кровати были двухэтажные. Конечно, напрягала необходимость сосуществования с тремя соседками в одной комнате. А никуда не денешься, всё равно друг у друга на головах сидели.Ты знаешь, я там приучилась спать с берушами, иначе невозможно. Помню, у нас была одна дама, которой было всё время жарко, и она все время норовила открыть окна. Наши быстровозводимые домики промерзали настолько, что снег каждый день приходилось сбивать. По утрам приходилось идти к коменданту, чтобы, пока мы были на работе, он в дневное время посбивал все, что за ночь намерзло. Вода там пахнет сероводородом... Вставали в 4 утра, лед разбивали. Потом ждешь, когда вода нагреется – там бойлеры стояли – идёшь моешься. Вечная война за машинку стиральную была. А когда ещё горячей воды не было, это вообще караул…
– До каких значений доходила температура?
– Помню, как 1 января 2022 года было минус 63 градуса. Машины работали с 30-процентной загрузкой, чтобы не глушить мотор. У нас была очень тёплая спецодежда, специально для условий Крайнего Севера. Но даже в ней мы работали по 15−20 минут и потом уходили греться в вахтовку, чтобы обморожения не было. У нас усиленные вахтовки были, с тремя печками. Не скажу, чтобы при таких наружных температурах там становилось как на курорте, но согреться можно было.
– Летом были насекомые, гнус?
– Гнуса как такового не было, зато была другая напасть – стригуны. Огромные, страшные, с длинными усами. Помню, мужики им отрывали головы и делали из них брошки – сама голова сантиметра полтора-два где-то в диаметре, и усы длиннющие. Ходили, красовались.
– Почти как ожерелье из медвежьих клыков…
– Ой, кстати о медведях. Частенько они у нас по помойке лазили. Ничего не боялись, даже взрывов. Мы помойки и закрывали, и военизированная охрана у нас была с ружьями – ничего не помогало. Весной чаще всего появлялись, а потом, когда ягоды в тайге созревали, уходили. А до этого страшно было на улицу выйти до ветру…
– Кстати, как у вас там все это было организовано?
– Ну, в последнее время-то у нас в офисе оборудовали цивилизованный туалет с канализацией. А вот когда мы только заехали, когда всё начиналось (я-то в августе приехала, а девчонки в мае), там у них уличный туалет был в вахтовом поселке. Но он был огорожен колючей проволокой, поэтому мишки туда не лазили.
– Как была организована медицинская помощь?
– С медициной тоже все было сложно. Среди мужиков очень много было инсультников – там же высокогорье, полторы тысячи над уровнем моря. Они-то целый день, сутками, считай, ездили. Пока дождёшься вертолёта, дело до летального исхода доходило. Конечно, очень многие рабочие скрывали свои болячки. Покупали медкомиссию. Деньги-то всем нужны. Платили, там, я скажу, неплохо. Среднестатистический белазушник-комацушник (водитель грузовика фирмы «БелАЗ» или KOMATSU) в среднем около 300 тысяч получал, и это три года назад.
– А за что платили такие деньги?
– За условия Крайнего Севера. Там был самый высокий коэффициент. И за вредность. Угольный разрез ко всему прочему еще и фонил… Представь себе – когда экскаваторы копают, грузят, там пыль до потолка стоит. А когда ночью едешь на вызов и со стороны смотришь на гору, она вся зеленым светится – радиация.
– Почему ты все-таки уволилась, что стало последней каплей? Ухудшение здоровья?
– И это тоже. Но главное – очень нервная обстановка. Когда твой непосредственный начальник берет на себя всю ответственность, это сказывается на стиле руководства. И когда каждое утро начиналось с выволочки… Знаешь, у меня стало скакать давление. И по женскому профилю проблемы начались. Мне потом приходилось капельницы с железом ставить. Я считаю, что с людьми так нельзя. Мы тогда всей вахтой уволились, сразу четыре человека.
– Сколько ты в итоге там отработала?
– Без двух месяцев два года.
– Каков итог твоего трудового опыта?
– Ипотека, которую я должна была закрыть в 33-м году, но практически завершенная к настоящему моменту.
